Официально Генрих по-прежнему числился пиарщиком. Неофициально же был доверенным лицом Чугункова по вопросам информационных войнушек, которые драчливый Чугунков вёл беспрерывно. Кроме того, в обязанности Генриха входило делать всё возможное и невозможное, чтобы ни строчки нигде не появлялось про самого Чугункова. Генрих скупал журналистов, пиарщиков, адвокатов, а иногда и товарищей офицеров. С красными и чёрными силовиками он ладил одинаково хорошо, будучи кэмээсом по какому-то мордобою, с интеллигенцией — благодаря филологическому образованию. Честный немец жил на зарплату и законные 10% отката. Сложность состояла в том, чтобы, с одной стороны, не давать подрядчикам борзеть и расслабляться, а с другой — удерживать шефа от соблазна тех подрядчиков перекидать, что было самой обычной практикой. Генрих никого не подставлял. Ему доверяли.
Бардачная Москва не понравилась аккуратному Генриху. Он быстренько договорился с местными и зарубежными пиарщиками, выпустил несколько пристрелочных материалов, купил по случаю не задорого бывшего директора российско-американского финансово-предпринимательского Союза — и стал ждать от шефа сигнала к началу операции. Чугунков же нагрузил его печатью фирменных ежедневников и флэшек, после чего по своему обыкновению пропал. В смысле, в офисе появлялся, однако добиться у него аудиенции стало совершенно невозможно. Сначала Генрих пытался взять Чугункова штурмом. Потом измором. Потом вообще перестал ходить в офис, кроме как за зарплатой. Как тигр он метался по арендованной пятикомнатной квартире в зелёном районе Москвы, среди груды флешек и прочего корпоративного барахла. Телефон разрывался от международных звонков недоумевающих контрагентов. Правильный немец, он не мог просто не отвечать на звонки. «Да-да, видимо, через полгода», — говорил он. Потом исступлённо херачил по заботливо вывезенной из Новоахтарска стодвадцатикилограммовой груше, орал на беременную жену, курил две пачки в день, перечитывал «Золотого телёнка» и хохотал истерически. Совсем не то предлагал ему ярл, когда приглашал в викинг.
Генриха сводила с ума даже не сама абсурдность происходящего. Дело было в том, что абсурдность эта явно носила системный характер и содержала какой-то непостижимый смысл. Генрих уже не первый год наблюдал за работой миллиардера. Миллиардер принимал много на первый взгляд идиотских решений. Мог отказать в важной производственной встрече, потому что в этот момент выбирал двери для офиса. Мог несколько часов читать лекцию какому-нибудь балбесу, пока его топ-менеджеры сидели в приёмной и ждали решения вопросов насущных и даже критических. Оскорблял и выгонял толковых и преданных людей, продвигая зоологических подлецов и клинических идиотов. И, тем не менее, богател какими-то невероятными темпами! В общем, Генрих первым подметил, что Чугунков противоречит не только всем бизнес-тренерам вместе взятым, но и элементарно — причинно-следственной связи. Он, как Гитлер в начале карьеры, получал всё вопреки.
Эта загадка — как получать деньги вопреки своим же действиям — изнуряла Генриха. Он чуял не то запах серы, не то призрак Святого Грааля. Поражало, что окружающие ничего подобного в упор не видели: ну работает человек — и зарабатывает. Ну да, удачливый — и что? А для Генриха Чугунков стал своего рода теоремой Ферма.
Ничего не значащий звонок Коли послужил костяшкой домино, которая запустила поток необратимых событий, приведших одного из троих к краху, второго к решению, а третьего... А про третьего поговорим в финале.
— Привет! У тебя остались товарищи в конторе? — Коля набрал номер Генриха просто от безысходности.
— Кто-то был. А тебе зачем?
— Да тут потолковать надо…
— А ты чем занимаешься?
— Скажем так, сбором информации. Ты в Москве?
— Ага.
— Ты знаешь, я, возможно, тоже буду.
— Приезжай, мы люди гостеприимные. И комната есть для тебя если что.
Я шагаю по Москве. По Арбату. Когда приехал в Москву, то не знал, что есть Новый и Старый. Путался. И бегал по Новому взад-вперед, пытаясь найти дом, который стоял на Старом. Сегодня я шагаю королём. Шагаю победителем. В сумке сотни тысяч. Испытываю наслаждение.
Дураки думают, что победе нужна публика. Это публике нужна победа. Мне нужно одиночество. Только я могу понять то удовольствие, когда вчера спал на полу, лежал на одеяле, которым и укрывался. Боль зубную глушил мороженой водкой. Теперь могу позволить себе квартиру, которую хочу, лечить зубы, где захочу.
— Привет! — передо мной стоят Черкес и Стас. В гламурной кафешке на Старом Арбате они пришельцы из другого мира. Тут даже байкеры за соседним столиком пидорски-глянцевые. Большие мордовороты. Но не верю я в их силу. Не верю лицам, которые кулаком не получали. Стас и Черкес настоящие. Их морды бывали биты не раз. Они не боятся получить ещё. Их одежда потрепана, а сами они громко, мужицки радостны.
— Какие планы, командир?
— Сегодня смотрим хату и заселяемся. Потом снимем ещё хаты. А завтра начинаем пахать. Нужно выстроить систему безопасности. Плюс есть ещё работа, — я настраиваю парней на деловой лад. Да, мы выиграли джекпот. Надо идти дальше.
— Мы хотим прогуляться по Москве, — говорит Черкес. Я душу в себе приступ гнева. Прогуляться. Ишь ты. А кто будет всё организовывать? Хочется спросить.
— Ок, — сухо отвечаю. — По поводу уголовного дела общались?
— Его спустили к мусорам, надо им денег заслать, — расслабленно говорит Стас. Я гашу второй приступ гнева. По виду Просветлённого, он приехал не работать, а на курорт. Радость встречи улетучивается. Хочется встряхнуть пацанов, сказать: «Вы охуели». Однако ловлю и эту эмоцию.