— Да, как я уже сказал…
— И, простите, пожалуйста, что перебиваю, ещё один вопрос.
— Да, да, конечно.
— А вы проверяли?
— Что проверяли?
— Вы, получается, прогнозируете поведение человека. Каждая прогностическая модель должна проверяться жизнью. Какой процент ваших прогнозов сбывается?
— Ну, мы так к делу не подходим… Мы ориентируемся на опыт. На то, что клиенты снова к нам обращаются...
— Ну вы же психолог, вы должны понимать. Что вы можете давать прогнозы, которые не сбываются, а люди всё равно будут к вам обращаться. Имидж вашей организации просто прикрывает вашу неэффективность. Или собственникам бизнеса просто приятно с вами общаться. Например. Я не говорю, что это так. Но это может быть и так. Обратного вы доказать не можете.
— Да, вы правы. Впрочем, у нас не так много времени, к сожалению, поэтому я предлагаю перейти к тестированию. Первая часть — это тест, а потом мы с вами просто побеседуем. В течение двадцати минут вы должны ответить на вопросы. Сразу отмечу, что никто не отвечает на все вопросы в этом тесте, он составлен таким образом, что ответить на все вопросы за отведённое время невозможно.
Феликсович ретируется, а я остаюсь с этими бумажками. Отвечать, не отвечать? В конце концов, чувство азарта берёт верх. И я даже получаю удовольствие от заполнения теста.
— Всё, заканчиваёте, — добрый дедушка собирает бумажки. — Давайте теперь просто пообщаемся, расскажете, чем вы занимаетесь.
— Это вряд ли.
— Это почему же?
— Ну что вам сказал Антон?
— Он сказал, что хочет вас назначить директором в компании.
— Это тоже вряд ли.
— ?
— Я ни на кого не работаю. Только на себя. Люблю независимость. Про работу тоже вряд ли расскажу. Это, скажем так, конфиденциально. Я же не знаю — можно ли вам доверять. Может быть нельзя. Я не утверждаю этого. Но и доказать обратное не могу.
— Хорошо… Антон сказал, что вы из Новоахтарска. Как вы переехали в Москву? И чем там занимались?
— Вы знаете, у меня были некоторые неприятности в Новоахтарске. Вот в этом пиджаке у меня в левом кармане лежал ствол. И каждый раз, перед тем как выйти из машины, я снимал его с предохранителя. От этого очень сильно устаёшь. И я устал, поэтому решил переехать. Тут спокойнее.
— Хорошо, о работе мы с вами не можем поговорить. Может быть, тогда поговорим о ваших увлечениях? Что вы любите делать?
— Книжки читать. Литературу.
— А что именно?
— Джона Фаулза, например.
— «Коллекционера»? «Женщину французского лейтенанта»?
— Нет, мне нравится его первая книжка. «Волхв». Это потрясающе. Много раз её перечитывал.
— А что в ней понравилось?
— Что-то магическое в ней есть, но это, правда, следует из названия. Вы знаете, я проучился три года на болтологическом факультете. Обсуждают книги только импотенты. Их надо читать и получать удовольствие. Или не читать, если не нравятся.
— А есть книги, которые не нравятся?
— Достоевского терпеть не могу с его нудятиной. В своё время пришлось его перечитать всего. Это отвратительно. Я бы запретил преподавать его книги в школе. Просто запретил.
— А почему же?
— Его книги пропитаны идеей страдания. А я не люблю страдать. Читатели Достоевского привыкают к идее страдания. К тому, что жизнь — это страдание. Нельзя такое проповедовать детям. Если только из них вы не хотите воспитать послушное стадо. Людей, которые будут вечно мучиться… Которые будут видеть путь к счастью только через искупление в страданиях…
Внезапно в комнату заходит женщина с вавилонской башней на голове. Она садится напротив меня на стул.
— Я только послушать, — говорит она подчеркнуто хамовато.
— Так вот… — хочу я продолжить мысль, но меня перебивают.
— Я не поняла одного. Вы работаете в SBG?
— Я не работаю в SBG, — я отвечаю очень размеренно и даже спокойно.
— А кто вы?
— Я подрядчик. И выполняю некоторые работы для владельца SBG.
— Какие?
— Это я с вами не буду обсуждать.
— Я ничего не поняла. Ответьте просто: вы работаете на SBG?! — баба почти кричит.
— В качестве подрядчика — да. Как наёмный сотрудник — нет.
— Ничего не понимаю. Просто скажите — вы же работаете в SBG?
— Нет.
— Вы сотрудник SBG?
— Нет.
— Я не понимаю.
— С этим, к сожалению, я ничего не могу поделать.
— Хорошо, — дама удаляется так же резко, как и появилась.
Дедушка просматривает всю сцену с явным удовольствием.
— Так вот, я не думаю, что жизнь — это страдание. Что нужны искупления. В это я не верю. Мне кажется, что это придумали люди типа Достоевского. В этом, наверное, мы и расходимся с Антоном, — фразу я заканчиваю, глядя прямо в глаза Феликсовичу.
— Вы знаете, у Достоевского есть одна хорошая повесть.
— Какая?
— «Двойник», я думаю, что она вам очень понравится. Не читали?
— Не помню. Слава богу, я легко всё забываю. Преимущество в некоторых профессиях.
— Перечитайте, очень советую. Мне кажется, что вам она очень понравится.
— Почему ты говорил, что ты не умный? — Антон нападает на меня, как только я перешагиваю порог его кабинета.
— Я так думаю. Знаешь, меня даже в школе хотели определить в класс для умственно отсталых.
— Не знаю, куда тебя хотели определить, но Феликсович сказал, что ты очень умный. Умнее, чем я.
— Ну я так не считаю, — я улыбаюсь.
— Но он ещё одну вещь сказал. Ты знаешь, что когда мы с тобой познакомились, то я решил, что ты безупречен. Я много месяцев не мог найти твоего слабого места. Даже хотел... Но Феликсович сказал, что в тебе не так, — Чугунков торжествует.