Тёмная сторона бизнеса - Страница 11

— Меня забавляют проститутки. Когда есть время, я люблю с ними поболтать. Редко, но иногда попадаются таланты. Вот в Новоахтарске у меня была Маша. Очень целеустремлённая девушка. Никаких сопливых историй о мамах, на лечение которых она зарабатывает, и вообще у неё в первый раз. Маша умела расслабить полностью. Очень хорошо работала. При этом заметила, что большая часть девушек спускает деньги на выпивку и наркоту, поэтому сама завязала. Купила машину, а когда клиент её снимал, сама везла его домой или в гостиницу. Здесь пока ничего такого не нашёл.

Генрих сегодня устал от моего идеализма. Его маты скачут по поверхности пруда. От правды жизни в пространстве проявляются пустые бутылки и окурки.

— Ёбаное наше гуманитарное образование, – чеканит Генрих. — Я тебе как филолог скажу: Федор Михалыч Достоевский был долбоёб. Он же как делал? Он ебал малолетку в бане, а потом, каясь в содеянном, корявыми словами описывал, какая хорошая Сонечка Мармеладова и как её жалко. А вот если бы он ту Сонечку с беспредела выдернул, а она в тот же день у его же старшаков лавэ спиздила, да он бы поехал эту хуйню разводить, да ночью, да пансионат как раз напротив кладбища, — он бы про Сонечку написал совсем другое. При удачном раскладе, конечно.

Из всех видов лжи циничный журналюга и прожжёный пиарщик Генрих больше всего ненавидит ложь во спасение:

— А хуже всего то, что этот бред педофила-эпилептика включили в школьную программу. И теперь поколения идиотов думают, что проститутки тоже люди и что преступника тянет на место преступления. И ведут себя соответственно. Даже если вся эта школьная блевотина давно забыта напрочь и жизненный опыт показывает обратное, всё равно где-то на подкорке что-то остаётся. От этого неадеквата и проблемы. Вот, к примеру, праздновали твари день рождения — ведь тоже люди, надо же расслабиться, да? Так пока охранник за шампанским бегал, они именинницу кухонным ножом проткнули от печени до лёгкого и сбросили с третьего этажа. И сидят дальше пьют. Тот приходит: а где Наташка? А хер знает. Пошла куда-то. А почему одежда здесь? На улице же мороз градусов тридцать. Ну так… что-то разоралась, не оделась и ушла. Ага, и кровь на кухне. Так это курицу разделывали. Какую, нахуй, курицу, вы пельмени-то сварить не можете, вы чё, твари?! Ну что. Всем оставаться на местах. Вызывает водителя. Пока тот поднимается, спрашивает по-хорошему. Вдвоём уже тварей запирают на кухне, один сторожит, другой по-быстрому обыскивает хату, потом выдергивают по одной и спрашивают по-плохому. Как спрашивают? Элементарно. Записывай: в ванну — ледяной воды, загибашь туда тварь, притапливаешь башку и считаешь до сорока. Приподнимаешь за шкирку, считаешь до десяти, повторяешь. Холотропное дыхание по методу доктора Бутейко. Потому что если их просто пиздить, то, во-первых, следы остаются, а во-вторых, могут броню включить, они упрямые. А время дорого. Так что — шок — это по-нашему. Первая же сдаёт со второго, максимум с третьего захода. Но нет Наташки под окном — нету! Ну значит, заметил кто-то и на больничку отвёз. Так. Статья 105. Все разбегаются, как мыши. Тварей — к станции метро (кто придумал, что у них паспорта забирают? Приходят сами на смену, как в офис, половина вообще семейные), пацаны по домам пока. Через пару дней бандерша снимает новую хату, благо, левый паспорт на штрафстоянке стоит 500 рублей, обзванивает девчонок — и всё сначала. А Наташка, говорят, вернулась через два месяца. В дружный коллектив. Живучая оказалась: сама и дошла до больнички по снегу — в чулочках и с рукояткой ножа из-под маечки.

Вечереет, и количество бегунов на дорожке вокруг озера заметно увеличивается. Ряды пополняются накачанными парнями, которые с серьёзными ебальниками, словно не бегут, а родину в бою защищают, проносятся мимо нашей скамейки, которую мы уставили пивом.

— Но это весело, а бывает грустно, — продолжает травить Генрих. — Как-то Туркмен, знакомец мой по спорту, с Алёной решили выпить, опять же, шампанского. Она индивидуалка была, ласковая такая, домашняя, вот типа той твоей. Её клиенты любили — за смену одна больше всей конторы делала. Ну и Туркмен её тоже то ли любил, то ли что… Короче — бутылкой от того шампанского по голове, завернул в ковёр и положил пока на балконе. Ночью вынес, отвёз в дачный поселок, затолкал в трубу водовода, вылил туда канистру бензина и поджёг. Горело в трубе, а ночью дым не видно. Да и нет никого зимой на дачах. И возникает, конечно, два вопроса: что делать с Туркменом и что делать с телом? Весной же дачники там водичку набирать начнут. Все, понятно, переживают. В итоге просто навалили хер на это дело, а Туркмена в Москву отправили — отец у него там какая-то шишка был в нефтянке. Ну и рассосалось как-то. То ли не нашли Алену, то ли не опознали. А Туркмен через пару лет вернулся — и умер от передоза. У матери денег не было, хоронили охранники — друзья всё-таки.

Я радостно гогочу над Генриховыми байками.

— В общем, после такой достоевщины стал я брезгливый и моногамный. Как бегемот, — смеётся Генрих.

— А я не могу. Мне хочется приключений. Исследований. Столько раз себе запрещал, а потом срывался. Интересно. Причём Надюшку я очень сильно люблю. И заметил: вот когда не изменяю, у нас и с Надей секс не очень. А потом изменю — и её как-то резко хочется. Всё это моё блядство оттеняет, что ли, любовь. Она объёмнее становится.

Пиво заканчивается, и я неторопливо иду пешком до дома. К Наде.

Глава VIII. 30 июля

Чугунков орёт на директрису в коридоре.

— Можно хоть раз в жизни сделать что-то не через жопу?! Как вы все заебали!! Ты понимаешь, что эти уроды просто кладут на нас хуй?! Хуй. Кладут. На нас. Понимаешь, блядь?! Ты знаешь, почему ты такая тупая и этого понять не можешь? Потому что ты жирная. А жирная, потому что питаешься всяким говном!